Глава вторая. Верхнетретичные млекопитающие Приишимья
| ...Ежели кто найдет в земле или в воде старыя вещи, а именно: каменья необыкновенные, кости человеческия или скотския, рыбьи или птичьи, не такия, какия у нас ныне есть, или и такия, да зело велики или малы перед обыкновенными..., також бы приносили, за что давана будет довольная дача.
Из указа Петра I (13.XI 1718) |
В июне 1925 г. я выехал из Ленинграда в Петропавловск на Ишиме и пересел там на поезд, уходивший на юг, на Акмолинск. Железная дорога тогда до него не доходила; насыпи во многих местах еще не было, шпалы лежали кое-где прямо на земле, и вагоны так качало, что некоторых пассажиров мутило от «морской болезни». Глядя на неуклюже бежавших от поезда верблюдов, я подумал: вот таких ископаемых разыскать бы! Я никак не ожидал, что найду их, притом вскоре.
От станции Алексеевка (она же Азат) я проехал на лошадях в живописное Боровое, на базу экспедиции. По неопытности все девяносто километров ехал с непокрытой, коротко остриженной головой, и так сжег себе кожу солнцем, хоть и едва светившем сквозь облака, что два дня не знал, куда деваться... Вскоре после моего приезда экспедиция выехала на лошадях на запад, через г. Кокчетав, на Ишим.
В Кокчетавском музее среди обычных костей и зубов мамонта, зубра и других млекопитающих четвертичного периода оказались остатки эласмотерия — редкого, очень крупного носорога с огромным бугром на лбу. Но особенно заинтересовали меня неожиданные для окружавшей Кокчетав сухой степи остатки бобра, который обычно обитает в богатых влагой лиственных и смешанных лесах и перелесках с проточной водой.
Осмотр оврагов и берегов речек по дороге к Ишиму не дал ничего утешительного. Небольшие обнажения, по-видимому, третичных глин и песков были «немые». От местного населения удавалось слышать только о «рогах» (бивнях) мамонта и его будто бы целых скелетах, найденных при рытье колодцев или вымытых половодьем из берегов речек, но столь же неизменно не сохранившихся. Одно останавливало внимание: кости мамонта (и, судя по описаниям, волосатого носорога) были встречены в синевато-серой илистой глине с остатками тальника (ивы) и раковинами двустворчатых моллюсков. В налегающих на эту глину рыжих лёссовидных суглинках, подстилающих непосредственно современную почву, ни мамонта, ни других ископаемых млекопитающих не встречалось.
Наступила июльская жара. Марево заливало степь огромными озерами «воды», из нее островками поднимались большие курганы.
Мы сбились с пути и к вечеру выехали на заросшее камышами озеро Ала-Куль — настоящий птичий заповедник. Здесь мы заночевали. На рассвете я пошел посмотреть и послушать, как просыпается пернатое население озера, и стал свидетелем нападения трех волков на стадо овец, которое мальчик-пастушок выгонял верхом на лошади из деревни Беспаловки. Женщины, сгонявшие овец в общее стадо, подняли крик; из домов выскочили несколько человек, кто-то побежал за ружьем. Волки скрылись в соседнем леске, успев задушить несколько овец. Все произошло в течение нескольких минут.
Днем снова наступила жара; опять пошла степь с несуществующими «озерами»....
Наконец, показался острый, дрожащий в мареве шпиль деревянной мечети маленького аула Селим-Джевар на берегу речки Бетекей — пересыхающего летом правого притока Ишима. На левом берегу стояло несколько огромных старых берез — остатки лесов недавнего прошлого; их свидетели — большое число лесных видов травянистых растений в приишимской степи, о чем мне сообщил побывавший здесь томский ботаник П.Н. Крылов (1850—1931).
Пробыв несколько дней на Ишиме для сбора археологических материалов, я вернулся в Селим-Джевар для осмотра берегов Бетекея.
Спустившись в извилистый овраг, по которому протекала речка, я пошел вниз по течению и на одном из поворотов остановился как вкопанный: в отвесном обрыве берега на глубине нескольких метров виднелось множество раковин двустворчатых моллюсков, ослепительно белых на ярком солнце (рис. II). Под обрывом лежали кости каких-то ископаемых млекопитающих, кое-где торчавшие из самого обрыва. Кости, темные, окаменевшие и тяжелые, звонкие при постукивании друг о друга, уже по характеру своей сохранности должны были быть более древнего возраста. Да и по форме некоторые зубы и кости копытных явно не могли принадлежать млекопитающим четвертичного периода; млекопитающие третичного периода, притом различные, найдены!
Сильно минерализованы были и раковины моллюсков, двустворчатых и брюхоногих.
При осмотре правого берега бросилась в глаза залегавшая под «немыми» рыжими суглинками глинисто-песчанистая пачка слоев общей вертикальной мощностью до 8 м с характерным чередованием мелкозернистого песка, обладавшего горизонтальной слоистостью, и косослоистых с крутым падением слоев, с гальками и известковыми конкрециями. Все это говорило об отложении толщи временными сильными потоками, которые чередовались с периодами относительного покоя и отложением мелкозернистых песков и глинистых осадков. В грубозернистых прослоях залегали, кроме многочисленных известковых конкреций, раковины пресноводных двустворчатых моллюсков с толстыми створками и брюхоногих моллюсков, а также разрозненные кости млекопитающих (моллюски встречались и в мелкопесчанистых прослоях). В грубозернистых прослоях с конкрециями все было окрашено в бурый цвет окислами железа; на костях, долгое время пролежавших на дне оврага, был характерный черный «загар пустыни». В песке на дне оврага попадались зубы акул, как выяснилось позднее, принесенные с верховьев речки, где зубы «вываливались» из слоя песков морского происхождения. Кости млекопитающих частью сохранились целиком, частью же явно подверглись переносу водой, так как были сильно окатаны.
Предстояло собрать все это «палеонтологическое добро», разобраться в местонахождении, небольшом, но интересном. Позднее мне помог в этом Е.Д. Шлыгин, а само местонахождение недавно детально изучила Э.А. Вангенгейм.
Осмотр р. Бетекей и его левого маленького пересыхающего притока р. Кызыл-Айгыр дал только разрозненные остатки млекопитающих разного геологического возраста. Часть материала на этих речках происходит из упомянутой глинисто-песчанистой толщи, где многие кости находятся во вторичном залегании. Пачка слоев с костями и толстостенными раковинами моллюсков в нижней части разреза позднеплиоценового возраста, выше — четвертичного. В этом случае она, видимо, замещает собою верхи той самой зеленовато-серой, синеватой четвертичной глины, в которой, по рассказам местных жителей, встречаются остатки мамонта. Действительно, эта глина с костями мамонта, сибирского носорога, ископаемого зубра, лошади, большерогого оленя и других млекопитающих четвертичного периода выходит на дневную поверхность в верховье р. Кызыл-Айгыр и из-под уреза воды по р. Бурлук, впадающей в Ишим ниже Бетекея. Кости, залегающие в глинисто-песчанистых слоях с конкрециями, принадлежат млекопитающим различного геологического возраста. Из них жирафа, гиппарион, носорог, мастодонт (правда, их остатков найдено очень мало) — в общем однородной сохранности, очевидно, принадлежат фауне гиппариона (см. ниже, глава IV) и скорее всего имеют раннеплиоценовый возраст. Другой сохранности верблюды, некоторые грызуны, саблезуб, крупная сухопутная черепаха и ряд не имеющих определения костей: они скорее всего позднеплиоценового возраста. Наконец, сами четвертичные слои, по данным, полученным Э.А. Вангенгейм, относятся к разным этапам плейстоцена.
В сборах мне деятельно помогали ребятишки. Особенно старался сын моего гостеприимного хозяина Латфуллы Селим-Джеварова пятилетний Галюлла. Он прославился незадолго до моего приезда тем, что съел по ошибке целую баночку прописанной ему цинковой мази...
Лишь несколько костей удалось добыть прямо из обрыва Бетекея из слоя с конкрециями: раковины и кости здесь были так сцементированы карбонатами и окислами железа, что приходилось долго работать молотком и зубилом, прежде чем удавалось выдолбить из обрыва хоть что-нибудь. Впоследствии пресноводных моллюсков изучил и описал В.А. Линдгольм (1932), часть грызунов — Б.С. Виноградов (1936), верблюдов — я сам (1927—1930) и Я.И. Хавесон (1954). Здесь я остановлюсь лишь на верблюдах, остатки которых в моих сборах преобладали.
Почти все верблюжьи кости и зубы этой «ишимской фауны» принадлежат стройному, не очень крупному ископаемому верблюду; я ошибочно (1927) отнес его к дожившему до нашего времени роду Camelus из-за близости в строении скелета к современному дикому двугорбому (открыт Н.М. Пржевальским в 1876—1877 гг. в Центральной Азии; в настоящее время истреблен или почти истреблен). Видовое название praebactrianus, предложенное мною, подчеркивало близость к двугорбому без указания на «предочность» к нему. Позднее Я.И. Хавесон (1954) выяснил, что найденный верблюд относится к роду Paracamelus, который был установлен сначала Шлоссером для Китая (M. Schlosser, 1903), а позднее мною в 1929—1930 гг. для Западной Сибири (Павлодарская область, около озера Маралды, и на речке Бетекей). Для паракамелюса характерно следующее: на внешней стороне верхних коренных зубов отчетливый срединный вертикальный гребень на каждой доле зуба; меньшая, чем у современного верблюда, редукция (ослабление) ложнокоренных; лицевая часть черепа более длинная, череп в целом более узкий, нижняя челюсть также относительно длиннее, чем у рода Camelus. Кроме стройного Paracamelus praebactrianus, среди костей и зубов, собранных на Бетекее, оказались остатки очень крупного ископаемого верблюда Paracamelus gigas, очень рослого, найденного ранее в Китае и описанного Зданским (Zdansky, 1926).
Позднее на Бетекее мною были сделаны дополнительные сборы; довольно много остатков паракамелюса, собранных мною на Бетекее, хранится в музее Палеонтологического института АН СССР в Москве и в Центральном геологическом музее в Ленинграде.
История верблюдов заслуживает того, чтобы на ней остановиться. Первые сведения об ископаемых верблюдах, ровно за сто лет до моей находки, относятся как раз к Западной Сибири: в 1825 г. Кювье описал под названием «мерикотерия» коренные зубы верблюда, приобретенные кем-то у алтайских купцов и попавшие в Германию, в музей г. Дармштадта. Мною были получены слепки с этих зубов, но каких-либо отличий от зубов современного двугорбого верблюда в зубах мерикотерия мне не удалось обнаружить, и сама их ископаемость представляется сомнительной. После этого целых сто лет из Сибири никаких находок не поступало.
Рис. 2. Схема эволюции верблюдов (по R. Lull, 1929)
Первые верблюды, точнее древнейшие мозоленогие, известны из эоцена Северной Америки. Они были величиной с маленькую овечку, с низкими коренными зубами, четырехпалые, с раздельными костями пясти и плюсны. Дальнейшая история верблюдов прослеживается в Северной Америке через олигоцен, миоцен, плиоцен до четвертичного периода (см.рис. 1, с. 11 и рис. 2).
Установлены общее возрастание размеров животного, увеличение высоты коренных зубов, удлинение лицевой части черепа; появление лишенного зубов промежутка («диастемы») между резцами, клыками, первыми ложнокоренными и остальными щечными зубами; превращение во «второй клык» первого ложнокоренного зуба; далее — исчезновение боковых пальцев (второго и пятого) и переход к хождению на двух средних (третьем и четвертом); срастание в одну трубчатую кость третьей и четвертой костей плюсны и пясти (их нижние концы у верблюдов характерно раздвинуты); срастание локтевой и лучевой костей — вообще вся эволюция формы и размеров верблюдов. Все это видно на истории североамериканских верблюдов так же хорошо, как и на школьном примере — эволюции — истории лошади. Некоторые ископаемые североамериканские верблюды (Megacamelus и др.) достигали огромных размеров (высотой до 4 м, череп до 1 м длины); известны жирафообразные на тонких высоких ногах, с очень длинной шеей и т.д. (см. рис. 2а), вероятно листоядные.
В четвертичном периоде верблюды, точнее мозоленогие, в Северной Америке вымерли, но до этого расселились в Южную Америку, где сохранились в виде лам, и в Старый Свет через «Берингов мост» между Чукотским полуостровом и Аляской, то возникавший, то заливавшийся морем. В Азии и Европе остатки верблюдов найдены лишь в молодых отложениях не древнее среднего плиоцена; это уже типичные и крупные собственно верблюды. Видимо, позднее они достигли Африки, где известны из отложений четвертичного возраста, там они тоже вымерли (возможно, не без содействия древнего человека). Современный одногорбый верблюд введен в Африку из Передней Азии значительно позднее уже человеком, и, возможно, его предком был двугорбый; имеются данные о закладке у зародыша одногорбого двух горбов, позднее сливающихся в один. Но бесплодность помесей двугорбого с одногорбым говорит об их большой взаимной удаленности, и Я.И. Хавесон (1954) допускает разделение рода Camelus на двугорбого и одногорбого верблюда еще в доисторическое время. Род Camelus, по мнению Я.И. Хавесона, возник из Paracamelus (возможно, «американца») уже в Старом Свете. Из четвертичных отложений верблюды известны на Иртыше, в Поволжье, в Москве и т.д.
Ишимский ископаемый верблюд Paracamelus praebactrianus, от которого мною найдено наибольшее число остатков, по скелету похож, на дикого двугорбого, более стройного, чем его массивный одомашненный потомок, и обладает характерными для паракамелюса сильными вертикальными ребрами на коренных зубах. По данным Я.И. Хавесона (1954), к роду Paracamelus (сначала установленному в Китае) принадлежит и верблюд, найденный в Румынии, а также обнаруженный в составе фауны позднего плиоцена в карстовых полостях известняков Одессы, заполненных красной глиной.*
Рис. 2а. Жирафоподобный, вероятно листоядный, верблюд — Alticamelus altus. Реконструкция внешнего вида. Неоген Северной Америки (W.B. Scott, 1937)
По-видимому, к той же фауне, что и верблюды, относятся найденные вместе с ними остатки крупных пищух (Виноградов, 1936) и хищника из семейства кошек. Это был саблезуб (Machairodus ishimicus Orlov) величиной с небольшого тигра (Орлов, 1936).
Среди сборов на р. Бетекей было много остатков наземных черепах, частью, судя по щиткам, довольно крупных: до 60 см длины и 30—35 см высоты (Л.И. Хозацкий, 1944).
На Бетекее пока обнаружены лишь немногие позвоночные позднего плиоцена. Но эти скромные данные заслуживают внимания. Они говорят о какой-то фауне полупустынь или засушливых степей, может быть, сухой лесостепи: верблюды переносят и жару, и холод, но совсем не склонны к влажному климату. Найденные вместе с верблюдами грызуны подтверждают предположения о характере ландшафта, хотя и в засушливых степях и полупустынях встречаются озера и речки (такие крупные животные, как верблюды, не смогли бы жить в совершенно безводной пустыне).** Фауна этих мест походила, вероятно, на богатую позднеплиоценовую, обнаруженную в Одессе в 20-х годах этого века при обследовании одесских катакомб (образовавшихся при подземной выработке известняка на строительстве Одессы). Там наряду с бесчисленными остатками верблюда (тоже паракамелюс, несколько сот особей!) найдены мастодонт, мелкие жвачные, гиены, огромная саблезубая кошка и разнообразные мелкие хищники, грызуны, черепахи, страусы и другие птицы (см. главу III).
Не исключена возможность, что богатая одесская фауна и бедная ишимская очень близки друг к другу и одного геологического возраста.*** Но лишь более полные находки в Западной Сибири и Казахстане смогли бы ответить на этот вопрос.
Примечания
*. Верблюды, найденные на р. Бетекее — не самые древние из евразиатских. За последние два десятилетия остатки верблюдов найдены на территории Евразии в отложениях более древних, чем средний плиоцен. В Португалии и Монголии верблюды появились уже в конце миоцена, около 6,5 млн. лет назад. Переселение верблюдов из Северной Америки в Евразию произошло, по-видимому, в эпоху значительной аридизации климата, известную в Присредиземноморье как "мессинийский кризис солености”.
**. Исследования остатков спор и пыльцы из разреза Бетекей показало, что здесь существовали полынно-типчаковые и марево-полынные с эфедрой полупустыни и степи. Только во время периодически происходивших увлажнений климата появлялась древесная растительность: липа, орешник, вяз, береза.
***. Новые исследования подтвердили это предположение.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |
