«Фантастика в кино? Нужна» (Беседа с писателем)

«Советское кино». — 4.01.1964.

Дорогая редакция!

Мы все любим кино! Люблю его и я. И как раз поэтому мне хочется высказать несколько претензий к нашим студиям.

За последние несколько лет мы были свидетелями грандиозных научных открытий. Вокруг Земли летают десятки искусственных спутников. Уже не один космонавт глянул на нашу планету с высоты многих километров. Автоматические станции обследовали Луну, Венеру, пошли в сторону Марса. Мы ждем того дня, когда нога советского человека ступит на тропинки далеких планет. Кибернетика, которая еще недавно была уделом и прибежищем фантастов, стала помощником человека буквально в любой отрасли техники. Радиолуч обследовал Меркурий, Венеру, Юпитер, а стремительный луч лазера — во мною раз улучшенное издание гиперболлоида инженера Гарина — уже пронизывает стальные плиты и скоро пронесет земные сигналы в далекие уголки Вселенной. Работает много атомных электростанций.

Ученые близки к разгадке тайн наследственности, тайн «живого вещества» клетки. Появились новые синтетические материалы. Одним словом, наука развивается поистине головокружительно.

Увы, нам не часто представляется возможность посмотреть на экране научную фантастику!

Кинематограф часто ругают за однообразие жанров. Но почему-то при этом всегда ограничиваются разговорами о комедиях. А где же научная фантастика? Где ваши сценарии, товарищи Ефремов, Стругацкие, Днепров, Полещук?

Может быть, они ответят нам, когда же наконец мы увидим на экранах настоящие научно-фантастические фильмы, достойные и советских зрителей, и нашей замечательной науки!

Вера ТКАЧЕНКО,
студентка IV курса Московского
машиностроительного техникума.

— Фантастика в кино? Мне иногда кажется, Жюль Верн «поторопился» родиться. Если бы он знал, что появится такое искусство, как кино, он предпочел бы родиться в XX веке и стал бы популярным сценаристом.

Так началась наша беседа с известным писателем-фантастом И.А. Ефремовым.

...Иван Антонович, но во времена Жюля Верна и даже Герберта Уэллса не было Юрия Гагарина и мы не смотрели по телевизору на живых людей, на наших глазах летающих в межзвездные дали. Здесь, пожалуй, и Жюлю Верну, и Уэллсу пришлось бы потруднее. Время обгоняет фантастов.

— Время подгоняет фантастов! Что это за фантаст, который плетется в хвосте у времени? Надо смелее мечтать. Идя в дорогу, человек берет с собой компас. Идя в будущее — мечту. Что такое научная фантастика? Это мечта о будущем, облеченная в плоть и кровь научного предвидения. Как же наш человек, шагающий в будущее, может жить без фантастики, без этого компаса мечты?

Как вам кажется, не идут ли многие беды фантастического кино от бед научно-фантастической литературы?

— Безусловно. В литературе у нас фантастика — бедная родственница, которую и за общий стол не всегда сажают (разве что в парадные дни), и в толстые журналы не зовут, и критики ею не занимаются. Это так называемая литература для детей и юношества. Почему? Разве фантастика не может быть серьезной литературой для взрослых? Очевидно, в кино — то же самое. Только, пожалуй, еще хуже. Очень уж мало у нас научно-фантастических фильмов. «Небо зовет», «Планета бурь», «Мечте навстречу», «Человек-амфибия», частично «Человек с планеты Земля» и «Самые первые», ну еще несколько — это так мало, что вообще трудно говорить о жанре. Можно говорить только об отдельных удачах или чаще — неудачах. А раз нет жанра, то нет и традиций жанра.

Что значит нет традиций?

— Никто не знает, как надо ставить научно-фантастические фильмы. Никто не знает, что такое хорошо и что такое плохо. Критики их, как правило, только ругают. В такой критике нет рационального позитивного зерна.

Но разве такие фильмы нужно судить по каким-то особым меркам, а не вообще но мере большого искусства?

— Сначала нужно соединить большое искусство и жанр фантастики, изменить отношение к этому жанру, как к чему-то второстепенному. Наши кинематографисты ходят вокруг фантастики, как вокруг горячей картошки: и вкусно, и жжется. Так именно случилось с «Человеком-амфибией». Зрителю — вкусно, критику — жжется. Жанр — любимый, но осуществлен-то фильм не с самой высокой мерой таланта и вкуса. Зрителю нравится в нем романтическая неожиданность. Но когда авторы выводят своих героев из родной им водной стихии на сушу, они задыхаются и в буквальном, и в переносном смысле, задыхаются в тесных и суровых одеяниях примитивной логики и примитивного социологизма. Романтика исчезает без равноценной замены. Я думаю, что после «Человека-амфибии» кинематографисты еще опасливее будут обходить «горячую картошку» фантастики. Слишком сильно жжется.

Где же выход?

— Выход в том, чтобы в фантастику пришли наши крупнейшие режиссеры, сценаристы, операторы и показали бы, как это делается. Если бы сегодня был жив Александр Довженко, думается, он не прошел бы мимо поэтического взлета первой космической эпохи. Если бы сегодня был жив Эйзенштейн, думается, он не прошел бы мимо высочайшего накала интеллекта, преодолевшего вечную силу земного притяжения. Мне труднее говорить о ныне здравствующих режиссерах — им это может показаться назойливым навязыванием своей точки зрения. Но разве в «Девяти днях одного года» не ощущаются контуры человека будущего, перед разумом которого смерть бессильна? Большие художники приходят в неизведанную область искусства и открывают ее людям, как Колумб Америку.

У нас много фильмов о простых людях, о буднях. В общем фильмов об обычном. Но сегодняшний молодой человек, утром включая радио, вместе с вестями о новой домне или о скоростной плавке узнает о том, что в космос улетела первая женщина. Женщина эта жила рядом с ним в простом русском городе Ярославле и была простой ткачихой. А улетела в космос. Какой в этой теме простор для творческой фантазии художника, в том числе и для кинематографиста-фантаста! Хочу вспомнить слова Рабиндраната Тагора: «Истина находит факты слишком тесными для своего одеяния. В вымысле она движется свободно». А мы порой уж слишком стараемся «заземлить» наши произведения.

Формула «как в жизни» трактуется часто на экране в ограниченном смысле — «как в обычной жизни». Молодость за каждым поворотом ждет неожиданного. А много ли такого романтически неожиданного в наших фильмах? Возьмите картину об Эдуарде Циолковском — «Человек с планеты Земля». Вам она нравится?

Во всяком случае в ней есть герой, характер, прекрасно сыгранный Кольцовым.

— В ней есть все, что нужно с точки зрения обычного, так называемого биографического фильма. В ней есть все, что нужно с точки зрения правдоподобия. Да, она была такая — эта убогая, провинциальная жизнь. И все это очень тонко и проникновенно показывает актер Кольцов. Но ведь это была жизнь необыкновенного человека! В тиши провинциальной Калуги грандиозный ум Циолковского вынашивал будущее космической эпохи. А фильм — жалостливый, мрачноватый, фильм слишком обытовлен, слишком приземлен, слишком боится неожиданного, боится оторваться от почвы факта. В нем нет устремленности в это неожиданное, в будущее, нет масштаба деяний великого человека. Даже в фильмах о самом неожиданном мы порой боимся неожиданного. Вспомните «Алые паруса» по Грину — эту прозрачную, почти неосязаемую феерию детской мечты, поставленную чересчур скрупулезно...

Но, конечно, неожиданное должно быть не внешним, не декорумом, оно должно быть прежде всего в человеке, в герое фильма.

Здесь мы уже подошли к проблеме характера в фантастическом фильме. Мне, много путешествовавшему по свету, всегда бывает неловко смотреть, как показывают метели, бураны — в общем борьбу человека с природой. Хотят показать: вот как человеку трудно, вот какой он герой. И действительно, сидящим в теплой квартире у телевизора кажется, что тот человек совершает необыкновенное геройство. На самом же деле человек в буран, в метель, под водой, на горной вершине, в космосе никогда не думает ни о том, как ему трудно, ни о том, какой он герой. Потому что он действует. Борется. Преодолевает. Человек в данный момент выше того, что ему трудно, больно, горячо или холодно. Человек выше обстоятельств. Вот почему главное — показать не то, как человек преодолевает обстоятельства, а почему он их преодолевает, какой это человек. Этого нет в наших фантастических фильмах. Есть персонаж в предлагаемых декорациях. Обыкновенного сегодняшнего человека помещают в необыкновенные условия будущего. И восхищаются, и зрителя заставляют восхищаться тем, как он нажимает кнопки, рычаги, открывает и закрывает гермошлемы, разгуливает по Марсу. Суть же состоит в том, что для человека будущего все это обыкновенные, привычные условия его существования. А необыкновенен-то сам человек. Человек другого общества, которому придется решать массу новых, сложнейших нравственных, моральных, философских проблем. Я думаю, что человек будущего — это самая увлекательная и самая сложная тема для фантастики. Западные фантасты поступают проще — они переносят на Марс или Венеру какой-нибудь свой трест и вместе с ним энергичного управляющего. Переносят интриги, диверсии, шпионаж. И в основе ничто не меняется. Мы уже сегодня строим общество будущего. Самое интересное, самое трудное, но и самое почетное — это показать не просто звезды и звездолеты, но человека, покоряющего звезды. Показать Оптимиста. Романтика. Борца. Героя.

С начала и до конца я — за романтику в кино. И за фантастику, которой пока еще мало. Но которая, безусловно, будет. Я уверен в этом. Иначе бы сменил профессию...