А.П. Быстров — И.А. Ефремову
12 июня 1947 г.
Дорогой Иван Антонович.
Я только что получил Ваше письмо и тотчас отвечаю.
Прочитавши его, я... удивился... и удивился многому.
Во-первых, удивился тому, что Вы прочитали какую-то мою работу в A.Z. Какую? Вероятно, о гидро- и ксерофилах1. Я ее еще не видел и оттисков не получал.
Во-вторых, удивился тому, что Вы ругаетесь... хотя, впрочем, это для меня не ново. Вы браните меня несравненно чаще, чем одобряете. Это, пожалуй, не очень хорошо.
В-третьих, удивился тому, что Вы считаете широкие и смелые обобщения менее ценными, чем строго анатомическое (полустуденческое) описание скелетов.
В-четвертых, удивился тому, что и Ю.А.О. с Вами согласен. Тот Ю.А.О., который одно время говорил, что А.Б., по-видимому даже не способен на что-либо другое, кроме точного описания анатомических объектов, не способен ни на что большее, чем то, чему его выучил Тонков... Все это я помню. Жаль, если автор этих соображений уже забыл все, что когда-то «соображал».
В-пятых, удивлен тому, что мне в 47 моих лет еще пытаются что-то диктовать, как какому-нибудь аспиранту, так диктовать, как диктую я, руководя работой по изучению граптолитов, трилобитов и мамонтов.
В-шестых, я удивлен тому, что Вы не понимаете, что в науке ничего не создается палкой; в ней все двигается интересом. И Вы и я ведь делаем только то, что нам интересно, что нас захватывает, увлекает. Если Вы попытаетесь применить палку по способу Тонкова, то также ничего хорошего не выйдет из этого, как не вышло у Тонкова.
В-седьмых, я удивлен тому, что мой друг решил превратиться в моего воспитателя, да еще сурового, беспощадного...
Ну, словом, я удивлен многому... хотя пора бы привыкнуть не удивляться: не было ни одной работы, которая не вызывала бы порицания сразу же после ее опубликования у Вас и Ю.А.О. Я помню это... «Все это не то,» — говорили мне...
Dvinosaurus — списан у Сушкина, зубы стегоцефалов — игрушка, зубы Crosso — одни неплохие иллюстрации... Вообще у А.Б. можно смотреть рисунки («Здорово сделано» (Ю.А.О.)), а текст можно не читать («Рисунки у него лучше текста» (Ю.А.О))... А я... а я с любовью делал и то и другое, с одинаковой (заметьте) любовью, перерисовывал каждый рисунок minimum 4 раза и 4 раза переписывал текст... по-русски и в 5-й раз по-немецки или по-английски...
Ну, что же... о чем это говорит? О том, что мои друзья ко мне очень строги? Нет, это говорит о том, что они ко мне, по-видимому, не вполне доброжелательны. Впрочем, это, вероятно, не так. Дело проще; они почему-то вообразили, что Быстрова следует только бранить, и это вошло в их привычку. Что же касается меня, то я, видимо, оказался несравненно более тонким и гораздо бережнее отношусь ко всем, а к друзьям в особенности. Судя по всему, что говорил и говорит Ю.А.О. о моих работах, я делал их плохо (он всегда их побранивал), а сделал много хорошего (он их очень хвалил в сумме). Ну, простите, тут я ничего не понимаю. Ваше отношение к тому же вопросу, кажется, почти такое же... И это мне понять трудно.
Теперь о конкретностях. Парейазавров я закончу. Я не могу их планировать по лаборатории2, которая, кстати, существует теперь и de facto и de jure, и заведую ею по приказу ректора я. Не могу планировать потому, что лаборатория должна заниматься силуром и девоном нашей области и ничем иным. Поэтому на моих плечах лежит ихтиофауна. Это не дает мне возможности двинуть парейазавров быстро. Но они двигаются. Я заканчиваю их голову. Многое ведь (основное) было уже сделано. Посткраниальный скелет приеду дорабатывать к Вам. Думаю, что все ясно.
Я подозреваю, что Вы подозрительно относитесь к моим увлечениям ихтиофауной. Но Д.В.О., по существу, предлагает мне взять монополию на микроструктуру. Дело это очень трудное, но крайне интересное и важное. Впрочем, с этим Вы, вероятно, не согласитесь. Но я думаю, что А.Б. уже является палеонтологом, а не палеоинструментом, который можно употреблять по любому назначению, угодному тому или другому.
Чем я буду заниматься в будущем? Да, вероятно, многим: и рыбами, и амфибиями, и рептилиями, словом, от силура до конца триаса. Я думаю, что вы согласитесь, что этого с меня хватит; диапазон достаточно велик. Дай бог всякому! Ведь тут четыре класса позвоночных.
За свои будущие работы я не жду похвал от своих друзей... Они, очевидно, уже выработали крепкие привычки только бранить. Но что же делать? Я буду делать, что могу, а они — браниться, как могут. Таковы, вероятно, наши отношения были и будут. Одно только меня смущает: я, кажется, уже вышел из того возраста, когда воспитывают от руки, а мои друзья еще не достигли того возраста, когда люди начинают понимать, что роль воспитателей для них уже непосильна.
Вот те мысли, которые вызвало Ваше письмо, в котором так мало бережного отношения к тому человеку, которого Вы не раз называли своим другом...
Работы у меня много; работаю как черт, а конца и краю не видно. Буду работать все лето...3
Жду писем без брани... не надо ее. Без нее легче дышится. Жизнь и так достаточно богата всяким ненужным хламом.
Приветы Вам и Е.Д. от Ваших друзей...
Быстров
СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 3. Д. 141. Л. 15. Автограф.
Комментарии
1. См. коммент. 2 к № 34.
2. А.П. Быстров заведовал в Ленинградском университете Лабораторией палеонтологии (1945—1959).
3. В дневниках за послевоенный период А.П. Быстров неоднократно писал о трудностях, с которыми ему приходилось сталкиваться для занятий палеонтологическими исследованиями наряду с большой загруженностью преподавательской работой в университете (СПбФ АРАН. Ф. 901. Оп. 1. Д. 89).
