Ю.В. Линник. «Космический номогенез Ивана Ефремова»
1. Творчество Ивана Антоновича Ефремова продолжает традиции русского космизма, внося в них новые краски и обертона — конкретно: впервые ставится вопрос о закономерной эволюции форм жизни и разума во Вселенной. На основе этого подхода преодолевается коммуникативный агностицизм — сомнения в наших возможностях адекватно понять другой разум и вступить в плодотворный диалог с ним. Эта пессимистическая точка зрения зиждется на том, что в эволюции преобладает дивергенция — на экзистенциальном плане расхождение оборачивается отчуждением. Разум создаёт столь различные системы отсчёта, что какая-либо инвариантность между ними отсутствует. Для И.А. Ефремова такая ситуация неприемлема. Теория космической конвергенции укоренена у него в оптимистических ожиданиях. Она глубоко гуманистична в своей мировоззренческой сути.
2. Будучи палеонтологом-эволюционистом, И.А. Ефремов постигал разнообразие земной жизни в его развитии — и он видел: динамика Биоса не хаотична, а внутренне организована. Создаётся ощущение, что совершенствующаяся жизнь движется вдоль неких силовых линий — как бы подтягивается из будущего системой аттракторов. Это производит впечатление телеологичности эволюции. Данный феномен И.А. Ефремов пытался объяснить в рамках диалектико-материалистической парадигмы. Он апеллировал прежде всего к кибернетике. Вероятно, этот подход недостаточен, но для нас важен сам факт: эволюция по И.А. Ефремову ортогенетична — ей присуща направленность. Статья <Космос и палеонтология> со всей очевидностью обнаруживает идейную связь автора с <Номогенезом> Л.С. Берга. К этому выдающемуся учёному, критиковавшему Ч. Дарвина, И.А. Ефремов относился с пиететом. Однако и здесь он движется по лезвию бритвы, избегая крайностей: номогенез по И.А. Ефремову не исключает естественного отбора и борьбы за существование.
3. Эволюционная спираль широка в основаниях, но её витки закономерно сужаются, приближаясь к точке Омега — там вспыхивает разум. Он един для Универсума. Его гуманоидная форма — своего рода константа. Через год после смерти И.А. Ефремова будет сформулирован антропный принцип. Имплицитно он содержится в ефремовской космософии. Вселенная как бы преадаптирована к человеку — подогнана под его запросы и потребности. Эту глубинную гармонию И.А. Ефремов ощущал всем своим существом. В пределах Метагалактики мы будем встречать подобных себе носителей разума. И Биос, и Нус тут настроены по одному камертону. Мы сейчас начинаем говорить в терминах пифагореизма. И это понятно: теория конвергенции находится в русле пифагорейско-платоновской традиции — выводит её в биологические измерения. Гармония сфер Пифагора — и ряды гомологической изменчивости Н.И. Вавилова: здесь одна эстетика — один дух.
4. Принцип конвергенции отвечает критерию красоты. Эстетическое сознание И.А. Ефремова получало в нём двойное удовлетворение:
— конвергентно могут сойтись две различные, порой противоположные линии; обе выходят на лезвие бритвы — и там им не тесно: они ищут единый оптимум, двигаясь к нему с разных сторон; конвергенция в этом своём проявлении может трактоваться как одна из разновидностей диалектической гармонии;
— другой эстетический аспект конвергенции — красота повторов, рефренов, изоморфизмов: благодаря игре и морфологических, и этологических созвучий биосфера становится похожей на изощрённо зарифмованную поэму, являя нам системно-структурную грань единства — при несходстве субстрата мы видим сходство форм, адаптаций к среде, поведенческих алгоритмов. <Сердце змеи> моделирует ярчайшее проявление конвергенции в этом её виде.
Красота есть единство — единство есть красота. Феномен конвергенции вполне отвечает этой симметричной формуле.
5. И.А. Ефремову интересна конвергенция на разных уровнях её манифестации. В <Дороге ветров> рассказывается о находке яиц динозавров, сохранивших следы цветного пигмента — таковой нетипичен для пресмыкающихся: они маскируют свою кладку. Значит, у этих динозавров яйца лежали открыто — отсюда криптическая окраска. Налицо конвергенция с птицами! Она задаётся однотипностью экологических ситуаций.
А вот конвергенция на совсем другом уровне: Таис и Эрис принадлежат разным расам — и тем не менее отвечают одному канону красоты. Теперь причину конвергенции надо искать в единстве духовного содержания. И.А. Ефремов говорит о возможности экстраполировать на космос эволюционный опыт Земли. Но хочется верить и в экстраполябельность земной красоты! Единство, обнаруживаемое в пределах расового разнообразия, должно проявиться в масштабах звёздной Ойкумены. Не будет ли красота самым надёжным инвариантом при установлении контакта с инопланетным разумом? Имеется в виду прежде всего женская красота, творимая Эросом, в котором ещё Платон усматривал вселенскую значимость. Миры конвергируют в прекрасном. В софийно прекрасном! Космическая эстетика И.А. Ефремова связана с архетипом Вечной Женственности.
6. Книги И.А. Ефремова дают много впечатляющих примеров, когда культуры конвергируют в мифах, стилях, философских системах. В пределах земной ноосферы эти переклички можно объяснить монофилетически. Почему бы не предположить наличие у них общего источника? Вспомним гипотезу Атлантиды. Однако с выходом в космос проблема осложняется. Тут правомерна и гипотеза полифилии — независимого происхождения явлений, ошеломляющих своим унисоном. Впрочем, мы вправе сохранить и монофилетический подход — но на повышенном и расширенном основании: не захочет ли будущий исследователь стянуть все эволюционные линии Универсума к платонову миру идей? Конвергенцию можно интерпретировать в духе платонизма: одна и та же идея воплощается в разном материале — в разные эпохи — на разных планетах. В споре Платона и Аристотеля И.А. Ефремов явно поддерживал создателя Академии. Подчеркнём, что идея прекрасного занимает у Платона самое высокое иерархическое положение — и это находит понимание у И.А. Ефремова. Язык красоты универсален для него. Миры говорят на этом языке. И понимают друг друга.
